Волчий Грот сыграл особую, притом заметную роль в истории русского палеолитоведения.
70-е годы – юбилейное десятилетие в изучении палеолита в России. В 70-х годах прошлого века была открыта целая серия верхнепалеолитических стоянок в Восточной Европе, где они до того вообще не были известны. Таковы Гонцовская стоянка на р. Удае (1873), Карачаровская на Оке (1877), Костенковская на Дону (1879). Особая роль стоянки в Волчьем Гроте в Крыму заключается в том, что она оказалась первой мустьерской, среднепалеолитической стоянкой, открытой в России.
Волчий Грот был открыт и впервые подвергнут археологическим раскопкам в 1880 г. К. С. Мережковским. Как известно, два летних сезона 1879 и 1880 гг. антропологических изысканий в Крыму были необычайно удачны: открыты почти все наиболее известные в наши дни разнообразные палеолитические стоянки Крыма, впоследствии детально изученные Г. А. Бонч-Осмоловским. Собранный К. С. Мережковским в Волчьем Гроте материал был невелик и позднее затерялся вместе с прочими его материалами по палеолиту Крыма. Изданные в его предварительном сообщении сведения о раскопках очень неполны и не всегда согласуются с нашими данными. Остался неопубликованным даже план стоянки и ее раскопок. Весьма скупы также сведения о стратиграфии стоянки и культурном слое.
В приведенный Мережковским список фауны, остатки которой были обнаружены в Волчьем Гроте, вошли следующие виды: дикий бык, благородный олень, косуля, сайга, дикая лошадь, мамонт и барсук.
Изданные К. С. Мережковским всего два кремневых орудия весьма типичны: это небольшое «ручное рубило» (coup de poing) с двусторонней обивкой и отличный «ручной остроконечник» (pointe a main), изготовленный из плоского кремневого отщепа. К. С. Мережковский с полным правом отнес открытый им памятник к числу стоянок мустьерского типа. Мустьерский возраст его был подтвержден крупнейшим авторитетом того времени – Габриэлем Мортилье, переиздавшим в своей монографии одно из кремневых орудий. С тех пор Волчий Грот получил широкую известность как первая стоянка мустьерской эпохи в России.
Однако на протяжении почти шестидесяти последующих лет наука не обогатилась никакими новыми данными об этом интересном памятнике древности, хотя попытки и предпринимались. Так, в 1924 г. Волчий Грот был подвергнут трехдневному обследованию и рекогносцировочным раскопкам Г. А. Бонч-Осмоловским; насколько нам известно, там производил поиски и Н. Л. Эрнст – исследователь мустьерской стоянки в пещере Чокурча близ Симферополя. Но ни тому ни другому не удалось обнаружить в гроте никаких следов культурных остатков мустьерского времени, и с тех пор среди специалистов окончательно укрепилось мнение, что Волчий Грот как археологический памятник в полной мере исчерпан.
Полное отсутствие в специальной литературе каких-либо иллюстраций, характеризующих хотя бы условия расположения Волчьего Грота и его внешний вид, побудило автора в 1937 г., во время раскопок новой мустьерской стоянки Чагарак-Коба, поручить одному из сотрудников Крымской палеоантропологической экспедиции Московского государственного университета студенту Б. И. Татаринову произвести наружную фиксацию и описание памятника, что он и сделал. Вырытый при этом обследовании пробный шурф также не дал положительных результатов, но выясненные при этом значительные размеры грота привели нас к решению произвести в нем более тщательные поиски, так как в столь крупной пещере, если она не была в свое время раскопана целиком, могли сохраниться хотя бы отдельные небольшие остатки палеолитических культурных отложений. Такие поиски были произведены в следующем, 1938 г. студентами Московского государственного университета и одного из ленинградских институтов под руководством О. Н. Бадера.
Волчий Грот представляет собой эффектную, относительно крупную пещеру, расположенную в 12 км к востоку от Симферополя, в оголенной скале желтоватого нуммулитового известняка над цветущей долиной р. Бештерек, близ пересечения последней с шоссе, ведущим в Феодосию. Он хорошо виден с шоссе и легко доступен для туристов. Поднимаясь из долины к пещере, вы попадаете на довольно обширную, наклонную к долине зеленую площадку, обрам-ленную сверху полуцирком скал и в юго-западной своей части обрывающуюся над входом в небольшой нижний грот, обозначенный нами как грот № 2. На высоте 18 м над рекой широко открытый вход главного грота ведет прямо с площадки во внутреннее помещение, расширяющееся в глубине до 11 – 12 м и длиной в среднем 15 м. Довольно высокий в средней части потолок становится более низким в глубине грота, особенно в юго-западном расширении. Местами неровный, скалистый пол грота выходит на поверхность, а в центральной части весной и после сильных дождей скопляется вода, стекающая сверху по козырьку скалы над входом; это заметно при осмотре продольного профиля пещеры, ее пола и площадки перед нею.
Вполне вероятно, что это существенное неудобство пещеры как жилища имело место, хотя бы отчасти, и в четвертичное время. Оно усугубляется тем, что вход грота обращен на северо-запад. Следовательно, пещера, будучи откры-та северным ветрам, почти не обогревается солнцем, что не могло не оказывать в свое время существенного влияния на выбор ее под жилье первобытным человеком. Между тем хорошо защищенное полуцирком скал пространство перед гротом уже с раннего утра залито солнечными лучами. Кроме того, с северо-восточной стороны, у козырька скалистой стены полуцирка еще была заметна коричневатая полоса, которая могла обозначать прикрепление скал не так давно обвалившегося навеса.
Перечисленные обстоятельства и соображения заставили нас обратить при раскопках особое внимание именно на площадку перед гротом, тем более что она, видимо, не привлекала внимания предыдущих исследователей.
Вырытые нами в 1938 г. внутри пещеры две пробные траншеи – продольная и поперечная – не дали почти никаких следов древних отложений, но на площадке продольная траншея всего в 2 – 3 м от входа в грот обнаружила глубокую скалистую впадину, всю заполненную мощным слоем четвертичного суглинка, насыщенного мустьерскими культурными остатками. Еще два рекогносцировочных раскопа, ориентированных тогда же на западной окраине площадки, почти над гротом № 2 и с северо-запада, у высокой скалы, показали, что почти вся площадка занята культурными остатками; это создавало плохие возможности для раскопок, хотя вся северо-восточная часть площадки завалена огромными грудами обвалившихся со скал камней, а в северо-западном шурфе, прежде чем достигнуть палеолитического слоя, нам пришлось преодолеть значительную толщу средневекового культурного слоя и затем пробить покрывшую его в виде упавших непосредственно на него еще в глубокой древности и сцементированных каменных плит.
В 1939 г. Институт антропологии Московского государственного университета начал раскопки стоянки. Размеры годной для раскопок и совершенно не тронутой ранее площади, резкая очерченность пределов стоянки, условия залегания и сохранность раскопок культурного слоя позволили поставить в качестве основной задачи раскопок изучение общей картины древнего обиталища неандертальцев. Как упоминалось выше, Г. А. Бонч-Осмоловским, впервые применившим раскопки палеолита единовременными большими площадями (1923-1926 гг.), разработана для Крыма подробнейшая тогда в бывшем СССР схема развития всего палеолита, и были известные основания распространять ее на гораздо более широкую территорию, то есть на все Причерноморье, что придавало ей особенно большое значение. В то же время схема Бонч-Осмо-ловского имеет слабые места, весьма спорные, касающиеся датировки определенной группы памятников, в частности нижнепалеолитических. И уже сразу после вторичного открытия Волчьего Грота стало ясно, что исследование его обещает пролить новый свет на спорные вопросы датировки целого ряда таких ранних палеолитических стоянок Крыма, как Киик-Коба, Чокурча и другие, а в связи с этим и на возраст киик-кобинского неандертальца.
Стремясь к возможно более полному изучению стоянки, рассчитанному на несколько лет, мы начали в 1939 г. раскопки ее сразу с двух сторон. Прежде всего была вычищена до скалистого дна вся площадь грота. При этом не было встречено никаких сколько-нибудь древних культурных остатков. Пещеру заполнял тонкий, почти черный современный слой, образовавшийся в результате постоянного использования пещеры в качестве загона для овец. Слой этот залегал непосредственно на скале или скалистом элювии дна пещеры. Обычные в старых пещерах отложения суглинка, щебня и прочих продуктов разрушения известняка здесь, странным образом, отсутствовали. Не подлежит сомнению, что они были искусственно удалены из пещеры, и при этом сравнительно недавно. Представляется наиболее вероятным, что это было сделано раскопками Мережковского. Лишь в самой глубине грота глубокая трещина в неровном полу оказалась нетронутой и была заполнена характерным желтым четвертичным суглинком, в котором мы нашли обломки нескольких костей и среди них клык медведя.
Теперь, принимая во внимание бедность материала, собранного Мережковским внутри грота, мы окончательно убедились в справедливости своего предварительного заключения, что пещера, по указанным выше причинам, никогда не являлась излюбленным местом пребывания обитателей стоянки.
Источник:
