Теперь пройти ночью не страшно, кругом застроено. А раньше был пустырь, и над обрывом стояла кузня, а в кузне жил цыган-кузнец. Бил молотом кузнец по наковальне, летели во все стороны искры. Скалил зубы цыган, хохотал.
– Хватить по голове – мозги, как искры, разлетятся.
– А, чтоб тебе! – говорили люди и избегали без надобности ходить к кузнецу. А неподалеку жила молодая солдатка. Муж ушел на войну в Туретчину, и два года не было вести о нем.
– Верно, убили, а не то – так просто помер.
Приглянулась солдатка цыгану, стал он к ней захаживать. Когда орехов, когда чего другого носил. Уклонялась солдатка от ласки, но и не хотела, чтобы цыган вовсе перестал ходить к ней. Вертелась, вертелась и забеременела.
– Что будем делать, если солдат вернется? – боялась солдатка.
А цыган хохотал:
– Ребенка под мост – и концы в воду. Чего, дура, робеешь?
И пришло время родить. Мучилась, мучилась солдатка и родила дочечку. Беленькую, не на цыгана, на солдата похожую.
– Не моя дочь – верно, с кем сблудила.
Толкнул женщину ногой и унес девочку к мосту; привязал к ней камень и швырнул в место поглубже. И ударили в это время в ночной пасхальный колокол. Вскрикнуло дитя и замолкло.
– Куда ты девал девочку? – допытывалась солдатка. – Хоть бы покрестили ее, нехристь ты этакий!
– Покрестил сам ее, – хохотал злее прежнего цыган.
Недолго пожила солдатка и померла; все хотела позвать свою дочечку, но не знала, как позвать, потому что не было у нее христианского имени.
Прошло много лет. Из молодого цыган старым стал и таким неприятным, что не дай бог на ночь встретиться. Не заснешь потом. В народе дурно говорили о нем. Было много обид всяких. И один парень не стерпел, хватил его молотом по голове, и разлетелись мозги, как искры от наковальни. А вскоре развалилась и цыганская кузня. Судили парня и засадили в острог. Но в ночь под Пасху зазевался надзиратель, и убежал парень из острога. Убежал и спрятался под мост. Искали – не нашли.
– Убежал, видно, в горы.
Лежит парень под мостом и слышит, как ударил пасхальный колокол. Перекрестился парень.
– Христос воскресе!
И почудилось ему, будто из тины за мостом кто-то ответил:
– Воистину.
Примолкнул парень, боялся шевельнуться. Стих ветер, выглянула из-за туч луна, осветила местность. И увидел парень, как вместе с туманом поднялась от ручья девушка в белом и потянулась к нему.
– Кузнецова дочь я, имени нет у меня, потому что некрещеной бросили. Мучусь я. Похристосуйся со мной, и помру я тогда христианкой. Так сказано мне.
Поднялись у парня волосы дыбом, и бросился он бежать от моста. И сколько времени бежал – не помнил, и куда бежал – не соображал. Очнулся в острожной больнице, рассказал все, что случилось с ним. Только никто ему не поверил, а за побег дали ему сто плетей. Однако, хоть не поверили, все же стали говорить один другому о некрещеной дочери солдатской, и под следующую Пасху никто не пошел через мост. Разговелся острожный надзиратель и стал хвастать, что пойдет на мост и ничего с ним не случится. И пошел. Идет, а у самого сердце бьется. Кто шел позади – поотстал, а впереди собака воет, и пасхальный звон похоронным кажется.
Стал подходить к мосту: не мост, а снежная белизна. Присмотрелся и видит – красавица стоит, волосы длинные распущены. Стоит в одной рубахе, дрожит, руки вперед простирает.
– Пошли, – говорит, – ко мне такого, чтобы еще ни с кем не похристосовался. Похристосуется со мной – помру христианкой, и мать на место в гробу ляжет.
Не слушал дальше надзиратель, убежал к себе в острог и со страха запер сам себя в одиночную. И с тех пор стало всем известно, что каждый год в пасхальную полночь ищет девушка у моста, чтобы кто-нибудь похристосовался с нею, с первой. И не может найти такого храброго, чтобы не побоялся спасти ее, хотя бы пришлось самому умереть.
Застроился город; кругом моста стали дома. Живут в них новые люди и не знают, что случилось некогда у моста. Только одна старуха помнит, как рассказывала ей о несчастной солдатской дочке бабка ее и, будто бы рассказывая, добавляла:
– Все же дождалась несчастненькая. Вернулась с чужбины душа солдатская, возвратился старый солдат взглянуть на свои места. Под Пасху, в самую полночь вступил он на мост. Бросилась к нему девушка и рассказала все.
Не смутилась душа солдатская. Храбрость с жалостью в ней вместе жила.
– Христос воскресе!
И трижды похристосовался солдат с дочкой солдатской. И успокоились оба навеки.
Легенда была напечатана в газете «Утро России» за 1913 г.
