Вскоре Севастополю предстоит прожить особенный год: цифры на календаре совпадут с числом городских памятников. Это должно случиться (хотя краеведы надеются, что к этому времени в городе появятся новые монументы) в 2015 году. При таком архитектурно-монументальном изобилии главным в советском Севастополе считался памятник Ленину. А в середине девяностых вся Украина (по рисунку на новеньких банкнотах номиналом одна гривна) узнала, как выглядят руины Херсонеса. И всё же право быть “визитной карточкой” Севастополя принадлежит сказочно красивому Памятнику затопленным кораблям.
Уже само название Памятника – сказочное, потому что фольклорное. Сохранилось распоряжение Великого князя Александра Михайловича, данное вскоре после открытия монумента: «Памятник затопленным кораблям впредь именовать Местом заграждения Севастопольского фарватера». Но «законное» имя не прижилось, и понятно почему: это только прагматическая дефиниция, а не поэтическое определение. За словами «Памятник затопленным кораблям» как будто скрывается что-то загадочное, проступает красивая легенда (недаром – как всё народно-поэтическое – они живут в искажениях: можно услышать то о Памятнике затонувшим, то погибшим кораблям). А легенда, вернее легендарная история такова.
После высадки в сентябре 1854 года союзных войск в Евпатории и последовавшего за этим разгрома русской сухопутной армии в Альминском сражении, в морскую крепость Севастополь пришёл приказ главнокомандующего князя А.С. Меньшикова: затопить часть кораблей у входа в бухту в качестве подводной баррикады. Это распоряжение, чья разумность частью историков оспаривается до сих пор, стало личной для вице-адмирала Корнилова трагедией. Узнав о приказе, Корнилов, на то время старший флотский начальник, рассудил, что правильней будет созвать военный совет и попытаться склонить на нём офицеров к другому плану: дать бой противнику всеми силами флота, а в крайнем случае пойти на абордаж и взорвать себя вместе с противником. Оппонентом Корнилова на совете стал Нахимов: союзные корабли лучше вооружены, манёвренней, быстрее (союзники приплыли на редких у нас пароходах), превосходят численностью в несколько раз, а Севастополю в случае провала авантюры грозит оказаться вообще без защиты. Когда стало ясно, что военный совет в своём большинстве склоняется к мнению Нахимова, Корнилов отправился прямо к главнокомандующему. Меньшиков в категорической форме повторил свой приказ, на что разгорячённый Корнилов заявил: «Как вице-адмирал и как генерал-адъютант, исполнение этой последней меры я на себя не приму!» Тогда главнокомандующий приказал Корнилову сдать дела и оставить Севастополь. Подобное для вице-адмирала было немыслимо, его хладнокровие и рассудительность взяли верх над эмоциями.
Так Корнилов отдал приказ, чьим самым яростным противником являлся он сам: 10 сентября между Константиновской и Александровской батареями были затоплены пять линейных кораблей и два фрегата. Только старый линкор «Три святителя» долго не удавалось потопить. Он оставался на плаву до утра следующего дня и лишь после неоднократных выстрелов по нему с парохода «Громоносец» ушёл на дно. Даже бывалые матросы и офицеры отворачивались, не в силах выдержать трагического зрелища.
14 ноября разразилась буря, давшая этой истории продолжение. Во-первых, из Англии был направлен в Севастополь винтовой пароход «Принц» с секретным оружием, минами и отрядом водолазов для подрыва затопленных кораблей. Однако корабль сам во время ноябрьского шторма затонул у берегов Балаклавы и, покоясь на дне Чёрного моря, оброс едва ли не в равной степени морскими ракушками и легендами о золоте, якобы бывшем на его борту. Во-вторых, затопленные в сентябре корабли были потревожены случившейся бурей, подводное заграждение было повреждено – это привело к созданию второй линии затопления, от Михайловской до Николаевской батареи.
Где находились вышеуказанные батареи? Подковообразная (повторяет очертания мыса) Константиновская батарея и по сей день стоит на Северной стороне, у входа в Севастопольскую бухту. Ежедневно ровно в 12 часов оттуда раздается, согласно старинной флотской традиции, пушечный выстрел. Михайловская находится также на северной стороне севастопольской бухты, чуть дальше от входа в неё. Несохранившиеся батареи: Александровская находилась слева от Константиновской, на восточном мысу, а крупнейшая в своё время в Европе Николаевская протянулась практически во всю длину нынешнего Приморского бульвара.
Однако эта отлично налаженная фортификационная система оказалась перед самой войной слабо укомплектованной: с целью проверки её боеготовности в бухту провели несколько кораблей без экипажей, ни один из которых не был потоплен. Батареи, естественно, не были изъяты из военных действий, но роковое решение о затоплении русских судов было во многом предрешено.
Экипажи затопленных кораблей приступили к возведению линии обороны на суше, называя новые редуты дорогими им именами своих кораблей: Чесменский, Ростиславский, Язоновский и другие. Впоследствии, при расчистке Севастопольской бухты, лишь часть кораблей удалось поднять неповреждёнными и вернуть в строй.
Памятник, напоминающий о добровольной гибели Черноморской эскадры, был открыт 29 июля 1905 года на второй линии затопления в двадцати пяти метрах от Приморского бульвара. Трудами скульптора А.Г. Адамсона, архитектора В.А. Фельдмана и инженера О.И. Энберга из искусственного гранитного утёса выросла стройная диоритовая колонна коринфского ордера. На капители находится бронзовая фигура двуглавого орла, несущего в клюве лавровый венок – символ славы. На памятнике есть карта Севастопольской бухты с обозначением линий затоплений и надпись: «В память кораблей, затопленных в 1854 и 1855 гг. для заграждения входа на рейд».
Памятник затопленным кораблям, загадочный и волнующий воображение, с 1969 года вошёл в герб Севастополя. Но главное, что это – «живой» памятник: летом всегда можно увидеть детей и взрослых, подплывающих к нему, взбирающихся на его гранитные глыбы. Это позволяет Памятнику быть не только памятью о прошлом, но и частью настоящего.
Александр Григорьев
