После успеха 25 – 26 мая 1855 г. главнокомандующий французской армией генерал Пелисье настаивал на необходимости штурма укреплений Корабельной стороны. 3 июня состоялось совещание между Пелисье, лордом Рагланом и Омер-пашой, на котором было принято окончательное решение о нанесении удара по Малахову кургану, а также первому, второму и третьему бастионам. 5 июня с утра должна была начаться общая бомбардировка, а штурм, по предложению Пелисье, назначили на 6 июня. Выбирая эту дату, печально памятную для французов поражением под Ватерлоо, генерал был уверен в удаче, а значит – в приятном сюрпризе для императора Наполеона III.
Еще накануне бомбардировки осажденные узнали о готовящемся деле. Об этом свидетельствовали и передвижения больших групп войск в лагере противника, и открытые амбразуры неприятельских батарей. Ранним утром 5 июня одновременно заговорили сотни орудий. Это был первый штурм Севастополя. Огонь был настолько силен, что дым и песок, взвиваемый снарядами, сгустили предрассветные сумерки. Казалось, солнце не пробьется сквозь эту пелену.
Основной удар враг нанес по Корабельной стороне, но во второй половине дня канонада стала общей по всей оборонительной линии. Даже наступившая ночь не прервала страшной разрушительной работы. Капитан-лейтенант П. И. Лесли, командовавший батареей на Малаховом кургане, позже писал: «Я не помню, чтоб все предыдущие бомбардировки были хоть мало-мальски похожи на эту; в этот раз был решительный ад...»
Город был буквально засыпан бомбами и ракетами. Оставшиеся в нем мирные жители в панике покидали свои дома, пытались укрыться у бухты. Защитники не могли отвечать огнем такой же силы, так как боеприпасов катастрофически не хватало. Кроме этого, многие орудия были подбиты, пороховые погреба взорваны, большие потери понесены в живой силе. И, тем не менее, всю ночь продолжались восстановительные работы на бастионах. На Малаховом кургане, по приказанию Э. И. Тотлебена, были сооружены четыре насыпных площадки и установлены дополнительные орудия для усиления картечного огня на случай штурма. Выполняли эту тяжелую работу солдаты Севского полка.
Ночь, наполненная страданиями, напряженным ожиданием, трудом во имя спасения, подходила к концу. Люди чувствовали приближение штурма и торопили его как избавление от «бездействия». Около двух часов ночи 6 июня французский генерал Мейран, не дождавшись команды к общему наступлению, повел свою бригаду на первый и второй бастионы. Его солдаты были встречены русской картечью, а с правого фланга – бомбами, пущенными с парохода «Владимир» и других судов, стоявших в Килен-бухте. Оставив сотни раненых и убитых, французы отступили. Их вторая попытка была столь же неудачной. Сам Мейран погиб, что спасло его от военно-полевого суда.
Некоторое время спустя ночное небо осветили три ярких столба сигнальных ракет. После чего французы штурмовали одновременно первый и второй бастионы, оборонительную стену до Малахова кургана. Но удар наибольшей силы был нанесен по самому кургану и батарее № 6, которой командовал лейтенант П. Л. Жерве. Батарея не давала возможности неприятелю прорваться в тыл Малахова кургана и третьего бастиона. Понимая это, зуавы под командованием полковника Гарнье отчаянно рвались вперед. Триста солдат Полтавского полка, защищавшие батарею, вынуждены были отступить.
Несмотря на перекрестный огонь с третьего и Корниловского бастионов, противнику удалось занять оставленные укрепления и домики по правому склону Малахова кургана. В разгар боя к батарее Жерве подоспел С. А. Хрулев. С начала штурма он как начальник войск Корабельной стороны объезжал позиции, лично контролируя ситуацию. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, сколь отчаянное сложилось положение, но не безвыходное, с точки зрения смелого и энергичного командира. Хрулев увидел солдат (как позже выяснилось, это была пятая мушкетерская рота Севского полка, возвращавшаяся с ночных работ) и обратился к ним: «Благодетели мои! В штыки! За мною!» И севцы, увлеченные призывом любимого командира, бросились на неприятеля. За ними в штыковую атаку устремились оставшиеся в живых полтавцы. Бой шел за каждый домик, французы отбивались с невероятным ожесточением. Но, когда подоспели шесть рот Якутского полка, исход боя был предрешен. Батарея Жерве перешла в руки русских солдат. Потери с обеих сторон были огромны. Вот что писал один из французов, участвовавших в этом бою: «В продолжение целых часов я видел вокруг себя только головы, части человеческих тел, оторванные и разбитые ядрами и картечью; кровь лилась, в буквальном смысле слова, потоками; были места, где трупы лежали кучами в два метра вышины».
Среди сотен убитых лежала и рота севцев: из 138 человек, вступивших в бой, в живых осталось только 33. Французы, не желая примириться с потерей батареи Жерве, предприняли еще несколько атак, одновременно усилив натиск и на Малахов курган. Однако эти попытки оказались безрезультатными.
В то время как французы терпели поражение против Корниловского бастиона, англичане еще и не начали атаку «Большого редана». Отсутствие слаженности в действиях союзников позволило его батареям поддерживать артиллерийским огнем нашу пехоту, обстреливая французские позиции. Но вот с третьего бастиона увидели, как густые колонны англичан покинули свои траншеи, чтобы одним броском преодолеть несколько сот метров, которые отделяли их от русских позиций. Но путь этот оказался долгим и кровавым.
Вопреки ожиданиям, не полуразрушенные укрепления и разбитые орудия, а живая, метавшая огонь стена встретила противника. Русская картечь расстреливала англичан в упор. Офицеры, желавшие показать пример солдатам, выбывали из строя один за другим. Состояние растерянности и нерешительности нарастало с каждой минутой. Не дойдя до внешнего крепостного рва, неприятель повернул назад.
Полковник А. Ган, участвовавший в бою, вспоминал: «Напрасно собирали английские офицеры расстроенные свои колонны на новую атаку. Они безуспешно метались с одного фланга на другой, представляя собой верную цель нашей картечи... Трупами их усеяна была вся местность, словно покрытая красным ковром». Одному англичанину все-таки удалось достичь рва перед бастионом. Когда его после окончания боя обезоружили и вытащили на бруствер, он воскликнул: «Отечество! Ты от меня ничего более требовать не можешь, я в Севастополе».
Но для тысяч его соотечественников и союзников город оставался неприступной твердыней. К шести часам утра штурм был отбит. По официальным подсчетам, французы потеряли за несколько часов пять тысяч человек, англичане – 1720. Было убито три генерала союзников, еще пятеро получили ранения. Севастопольский гарнизон за два дня уменьшился на 5545 человек.
Уныние и раздражение царили в лагере неприятеля. Генерал Пелисье послал лорду Раглану гневное письмо, обвиняющее последнего в неудаче штурма. И этот критический глас был не единственным. Осуждение со стороны офицеров еще больнее отразилось на настроении английского главнокомандующего. В результате он слег в постель. И через десять дней 67-летний фельдмаршал скончался в штаб-квартире английской армии на хуторе Бракера. Тело Раглана отправили в Англию. Новым главнокомандующим был назначен начальник штаба генерал Джеймс Симпсон.
Успешное же отражение штурма воодушевляло защитников Севастополя, вселяло надежду, давало силы для бесконечных трудов по восстановлению и укреплению бастионов.
Источник: Потомству в пример. Е. Алтабаева, В. Коваленко
