17 октября 1905 г. при обстоятельствах, до сих пор вызывающих различные толкования, Николаем II был подписан знаменитый Манифест, Божьей милостью даровавший так давно ожидаемые «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов…». На следующий день его текст стал известен в Севастополе.
Вторник 18 октября 1905 г. был для Севастополя обычным днем. Город пустел, как всегда осенью. В летнем театре, закрывая сезон, давали комедию И. К. Карпенко-Карого «Суета» в постановке режиссера С. А. Глазуненко. О последнем выходе ставшего популярным среди севастопольцев циркового артиста «человека-куклы Мото-Фозо» извещала афиша цирка француза Н. А. Лара.
Однако к вечеру ситуация в городе резко изменилась. Стало известно о получении Манифеста Николая II. Первая реакция населения – радость, восхищение, восторг. Город гудел, словно потревоженный улей. Портовые рабочие, ремесленники, публика всех сословий вышли на демонстрацию, направляющуюся с ул. Екатерининской к Приморскому бульвару.
Во время митинга у музея Севастопольской обороны появились в сопровождении вооруженных казаков и матросов полицмейстер В. Я. Попов с помощником пристава Пашурой. Они пытались сначала «успокоительными» увещеваниями, а потом и силой рассеять толпу. Два человека при этом получили ранения. Назревавшую конфронтацию разрядило прибытие военного начальника Де Роберти, удалившего казаков и матросов.
Часть севастопольцев вышла на патриотическую манифестацию с царскими портретами и национальными флагами. Заговорили о свободах, перспективах. Всех поразило поведение Городского головы: «…потомственный почетный гражданин А. А. Максимов обменял свое звание Городского головы на звание простого русского рабочего и поехал на рабочий митинг уведомить народ, что он происходит из простого рода и ничто простонародное ему не чуждо…»
Около 6 ч. вечера демонстрация представителей всех сословий направилась к городской тюрьме требовать освобождения политзаключенных. Дальнейшие события трактовались однозначно. После длительного ожидания решения администрации по демонстрантам, не предпринимавшим никаких активных действий, был открыт огонь солдатами Брестского полка. Оставляя убитых и раненых, толпа в ужасе бросилась в разные стороны, давя детей, стариков, женщин.
Известие о расстреле у тюрьмы с невероятной быстротой распространилось по городу, вызвав бурю негодования, ненависти, протеста: Манифест о свободах, надежды, мечты, радость – и в тот же день (!) расстрел людей, требовавших у стен тюрьмы выполнения воли государя.
В течение следующих суток стало известно: 3 чел. убиты, из 16 тяжелораненых умерли 5, помимо этого, различные ранения получили 20 – 25 чел.
Участник событий, лейтенант Петр Петрович Шмидт предложил вынести вопрос о трагических событиях на экстренное заседание Городской Думы утром 19 октября.
В то время на Приморском бульваре опять собрался многотысячный митинг. Были приняты решения, для реализации которых выбрали 29 депутатов «от народа» в Городскую Думу на экстренное заседание. Депутаты «от народа» были допущены А. А. Максимовым в Думу беспрепятственно. Это заседание стало воистину историческим. По мнению современников, в зале Думы вся Россия столкнулась в своих противоречиях. С приходом депутатов «от народа» ход собрания резко революционизировался. Одна сторона требовала решать все вопросы в пределах компетенции данного учреждения, ограниченного известными рамками закона, которые Манифест не отменял. Другая же предлагала все немедленно разрушить до основания и приступить к строительству нового, неведомого.
С потрясающей речью выступил П. П. Шмидт. Его предложения были приняты собранием Думы и внесены в Постановление. Среди них: вывесить на видном месте лист протеста, в котором позором заклеймить имена убийц из местного начальства и др.
Постепенно полицейские посты заменялись по всему городу народной милицией. О каждой их смене докладывалось прямо в Думу. Их действия были достаточно эффективны. Порядок в городе поддерживался безукоризненно. Удалось избежать открытого разбоя и еврейских погромов.
Решения заседания Думы от 19 октября вызвали резонанс даже за пределами Российской империи. Депутация парижских студентов высылает Севастопольской Думе свои поздравления.
Прямо противоположной была реакция Николая II: «Удивлен вмешательством севастопольской Городской Думы не в свое дело. О принятии каких-то требований, предъявляемых мятежниками, речи быть не может…» Впоследствии решения, принятые на том экстренном заседании, были аннулированы, а П. П. Шмидт арестован за участие в октябрьских событиях. Когда же он был выпущен, связь с ним, несомненно, дискредитировала бы общественного деятеля уровня Максимова. И, тем не менее, она поддерживалась. Так, 6 ноября, за неделю до восстания в Севастополе, Шмидт писал: «У меня были разные лица, в том числе – Городской голова (посоветоваться о думских делах), мы обдумывали мое положение, они передали мне настроение города, который неистовствовал на митингах…»
Источник: Историко-краеведческий и литературно-философский журнал «Крымский архив» (Городу-герою Севастополь посвящается)
