Одним из главных стратегических пунктов Крыма была крепость Арабат — единственная татаро-турецкая крепость на Азовском побережье. Она построена, как полагают, во второй половине XVII в., в южном основании Арабатской стрелки — в двух километрах к северо-западу от села Ак-Монай (Каменское) — на узкой песчаной полосе между Арабатским заливом и Сивашом.
В плане, крепость — неправильный многоугольник с мощными трехметровой толщины оборонительными стенами, двумя воротами, пятью бастионами и глубоким рвом, опоясывающим ее сложный периметр и. вероятно, заполнявшимся при необходимости морской водой через специальный соединительный канал. В комплекс крепости входили земляной вал, удаленная на километр к северо-западу каменная пересыпь с вбитыми сваями, достигавшая Сиваша, дальние батареи в земляной и каменной обваловке на подступах с керченской и геническои сторон. Вблизи крепостных стен с юго-западной стороны находился небольшой форштадт.
Активная участница шестилетней русско-турецкой войны, Арабатская крепость пала в 1771 г., не выдержав штурма русской армии под предводительством В. М. Долгорукова. После присоединения Крыма к России в крепости находился небольшой гарнизон, но стены и здания ветшали, приходя в запустение, а в Крымскую войну 1853 — 1856 гг. о ней вспомнили, обновили, облицевали стены тесаным известняковым камнем. Усиленный до двух батальонов гарнизон крепости, вооруженный 17 орудиями, успешно предотвращал высадку десантов на Арабатскую стрелку и затруднял продвижение вражеских судов в Азове.
По окончании Крымской войны гарнизон из Арабата был выведен, и опустевшая, разоруженная крепость постепенно превращалась в каменоломню для местных застройщиков. Но и полуразрушенные стены ее еще не раз (в 1920 и 1941 — 1944 гг.) служили надежным щитом и белым, и красным, и коричневым, утюжившим Стрелку в грозных военных столкновениях.
То, что уцелело от крепости в результате войн и разрушений: стены, разваленные въездные ворота, остатки подземных и надземных сооружений, руины мечети, — в настоящее время тщательно исследуется реставраторами с тем, чтобы, произведя комплексные научные изыскания, вдохнуть в древние, видавшие виды камни новую жизнь — прекрасную жизнь исторического и архитектурного памятника.
В выходные и праздничные дни застойных времен, когда бензин был по цене газированной воды, а Азовское море в заливе кишело жирным бычком и водилась красная рыба, у стен крепости летом всегда было людно. Пестрели на солнце машины, мотоциклы, палатки; рябил загорелыми телами, плавками, купальниками и хрустел под ногами песчано-ракушечный пляж; море смеялось, пенясь и покачивая на салатного цвета волнах веселых купальщиков. А по вечерам, когда затихало, будто засыпая, море, из крепости выходила на рыбалку матерая лиса, по грудь залезала в теплую воду и, подняв переднюю лапу, замирала, выжидая добычу. Но и лисий выводок — последний «гарнизон» Арабата—исчез со временем, когда перевелась, измельчала в Азове рыба.
Безмолвствует продуваемая ветрами старая крепость. Слушает по утрам перебранки чаек и плач куликов, а ночами плеск моря и ждет... реставрации как объекта туризма, где многое сохранилось. Не в пример другой крепости времен крымского ханства — Op-Капу, что была на Перекопском перешейке. Ничего не осталось от нее, кроме рва, вала и ... воспоминаний.
Перекопский перешеек. Перекоп. Местность, город и село—одноименные. Эти русские названия получены от древнего — со скифских времен — вала и рва, пересекающих стиснутую Сивашом и Черным морем полоску суши, которой, словно пуповиной, соединен полуостров с континентом. Ширина вала у основания около 20 м, высота 8 м, длина 8 км. Перед валом с крымской стороны—ров шириной 20 и глубиной 10 м, наполнявшийся, как полагают, некогда морской водой и греческим историкам известный под нарицательным именем Тафрос (Тафгрос), то есть перекоп. Впоследствии нарицательное имя, как водится, перешло в собственное: под таким названием здесь длительное время существовал укрепленный город. Тафросом владели и скифы, и сармато-аланы. Мимо и через него прокатывали волны диких кочевников — гуннов, готов, хазар, печенегов, половцев... В 1223 г. через перешеек хлынули на полуостров монголо-татары.
Оценив достоинства рва и вала, отделившиеся от Золотой орды крымские татары основали в XV в. на месте Тафроса город-крепость Op-Капу — Крепостные ворота. Позже, с приходом турок-османов, Op-Капу была основательно переделана и усилена, ей дали новое, жизнерадостное название — Ферахкерман (Город веселья); ров и вал были обновлены и облицованы тесаным камнем, а вал с тех пор стал именоваться турецким. Примыкавшая ко рву четырехугольная в плане крепость в разные времена выглядела по-разному, так как эпизодически подправлялась, достраивались или наоборот — разрушалась. Разные оценки давали ей очевидцы. Так, например, Эвлия Челеби увидел здесь построенное из тесаного камня пятистороннее двойное укрепление высотой 23 аршина и 3 тыс. шагов в окружности с тремя обращенными на юг железными воротами и пушками по бокам, с тремястами «закрытыми балконами» и двадцатью четырехугольными башнями, которые были видны на расстоянии 5 дней дороги. Внутри крепости ученый турок увидел 80 татарских домов, покрытых землей, а снаружи — 300 домов с глиняными крышами и мечеть с красивым невысоким минаретом из белого мрамора. Стольник Василий Тяпкин и дьяк Никита Зотов — особое посольство, направленное в 1680 г. царем Алексеем Михайловичем в Крым — увидели: «Перекоп каменный, четвероутольный; въезд и выезд в одни ворота с Крымской стороны, а другие ворота засыпаны, а с Московской стороны стоит глухою стеною меж валу, а в тех стенах учинены многие домовые жилища и чердаки. А камень и кирпич в стенах вкладен и смазывай меж тесниц и брусьев деревянных глиною и грязью и твердости никакой не имеет. По стенам и воротам только восемь башен; кругом всего города ров глубиною сажен трех... От того же города по обе стороны, до морских вод, учинен вал, а возле валу с Московской стороны, от степи, ров не глубок и разделист, и на валу во многих местах есть проверзины и людные проходы». Известный голландский государственный деятель Н. Витзен, издавший в 1692 году в Амстердаме свою книгу «Северная и Восточная Татария» поместил изображение города-крепости Перекопа, где ясно видны структурный план, многие строения Ферх-Кермена (Ор-Капу), его окружение.
Русского путешественника Василия Зуева, ездившего в Крым по заданию Русской Академии Наук, удивляла загадочно смотревшая сова, символ мудрости, высеченная на камне крепостных ворот Ор-Капу. В крепость, осененную турецким знаменем, ощетиненную турецкими пушками и охраняемую полуторатысячным гарнизоном, с северной стороны вел единственный подъемный мост на цепях.
В 1736 и в 1738 гг. Op-Капу брали и оставляли русские войска, и лишь в июне 1771 г. окончательно они овладели крепостью, предав ее разрушению. Француз Жильбер Ромм, гувернер тринадцатилетнего графского сына Павлика Строганова, посетивший в 1786 г. Крым вместе с воспитанником — для изучения в путешествиях географии, — увидел лишь остатки семи разрушенных башен, расположенных «следующим образом: две в городе, две ближе к Сивашу и три в сторону Черного моря...» На крайней из них, самой большой, шестиугольной формы, сохранилось несколько каменных сторожевых будок. В каменной облицовке крепостных стен Ромм заметил разные барельефы, похожие на «скифских баб» туловища статуй, вставленных беспорядочно в кладку, преимущественно вверх ногами — остатки древнейших памятников, употребленных здесь в качестве строительного материала. То, вероятно, были следы последних усилий защитников Ор-Капу.
Много увидела на своем веку перекопская земля — рождение, расцвет и гибель легендарного Тафроса, древнего Op-Капу (Ферахкермана), сравнительно молодого города Перекопа, павшего жертвой гражданской войны: в 1920 г. его, разбитого артиллерийской бомбежкой, разобрали по камню, по кирпичику для устройства оборонительной линии на турецком валу. Все ныне исчезло. Лишь вал, длинный земляной вал и ров, отрытые еще скифами, копанные-перекопанные многими другими народами, обильно политые кровью и потом враждующих сторон, меняющие, подобно сбрасывающей кожу змее, свой облик—лишь они, вал и ров, не подвластны времени. И лишь скромные обелиски — печальные меты тяжкой поступи истории — маячат там-сям на валу и подле, притягивая взоры редких здесь путников. А на месте города Перекопа поднимается небольшое одноименное село. Ближе к заливу растут, множатся садовые домики. Проплывают над валом облака. Пролетают с Каркинитского залива к Сивашу неторопливые мартыны, будоража степь странным своим хохотом. Проносятся стаи чибисов. Промчится по хребту и бокам вала низовой шальной ветер, взъерошив на нем бурую шерсть жухлых трав, — и вал, словно бы зашевелится, сбрасывая вековую дрему, подобно сказочному гигантскому змию.
Теплыми летними ночами миллион сверчков на Перекопе устраивает нескончаемый концерт такой силы пронзительного звучания, о которой Эвлия Челеби, вероятно, сказал бы, что, слушая его, ничто живое не может заснуть на расстоянии трех дней дороги.
Приезжают сюда люди—археологи, историки, художники, литераторы. Смотрят. Исследуют. Размышляют. Над прошлым. Настоящим. Будущим. Проводя вечера, ночи у костра, встречая восходы и любуясь закатами.
И будет, думается, у города заповедная полоса с древним рвом, валом и раскопками крепости, где найдется место панораме или диораме с картинами совершавшихся тут грандиозных битв. В назидание потомкам, чтобы никогда впредь не повторялись кровопролития на этой земле.
Источник: Памятники крымскотатарской архитектуры. Крикун Е. В.
