В Севастополе нет ни улицы, ни площади имени Войновича. Городу он оставил не своё канувшее в безвестности имя, а громкий титул, воплотившийся в названии Графской пристани.
А ведь если бы демократичность лучшего в Севастопольской эскадре капитана Фёдора Ушакова не тормозила его служебного роста, то с площади Нахимова мы бы теперь спускались на одноименную пристань. Однако история, может быть, исходившая из собственных эстетических расчётов, распорядилась иначе: на освободившийся пост командующего Севастопольской эскадрой был назначен именно граф Войнович.
Марко Войновичу предстояло завершить работы на заложенной при основании Севастополя пристани к приезду в мае 1787 года императрицы Екатерины. Её знаменитый крымский вояж был обставлен фаворитом императрицы светлейшим князем Таврическим Григорием Александровичем Потёмкиным с расчётливой эффектностью. Четырёхлетний Севастополь в благодарность за августейшее попечительство преподнёс Екатерине названные в её честь дворец (в действительности, сдобренный заморским уютом простой каменный адмиральский дом) и пристань, заложенную при основании города.
Чтобы подготовить эскадру к осмотру императрицей, граф Войнович каждый день садился на Екатерининской пристани в шлюпку и отправлялся на корабли. Сопровождавший прибытие и убытие графа ритуал собирал достаточное количество зевак, чтобы официальному названию не за что было зацепиться: Графская пристань, как ни крути.
Позже адмирал Михаил Петрович Лазарев писал в Петербург: «Граф Войнович никогда не заслуживал, чтобы великолепная эта пристань называлась его именем, а дали ей это название просто без всякого намерения». И действительно, когда в ответ на демонстративный приезд императрицы в Крым Турция решила начать превентивную войну и отбить у мужающей на глазах России свои территории на Чёрном море, Войнович проявил себя как слабый командир. Во время боевого крещения Севастопольской эскадры, столкнувшейся у острова Фидониси с превосходящим её вдвое турецким флотом, граф до того растерялся, что отдал полное командование судами капитану первого ранга Ушакову, который довёл поединок до победного конца. За время войны не потерпевший ни одного поражения Ушаков получил звание и адмирала, и прозвище – «Морской Суворов».
На суше великие русские адмиралы нередко становились крепкими хозяйственниками и талантливыми администраторами. Не потому ли, что им, как никому, была известна цена мирной жизни? Так было с Ушаковым, так было и с Лазаревым. И понятно, почему Михаил Петрович столь ревниво отнёсся к названию Графской пристани: больше других своих усилий на то, чтобы пристань приобрела современный облик, положил именно он.В 1937 году по указанию Лазарева инженер Джону Уптон представил проект колоннады Графской пристани, призванной дополнить новую каменную лестницу (представить только: до самого этого времени к главному парадному причалу Севастополя вели деревянные сходни!) Однако Николай Первый (царь лично держал под своим контролем всё связанное со строительством города, а на планах просил рисовать силуэты людей – для наглядного изображения размеров сооружений) из идеи Лазарева изъял самое существенное, то есть колоннаду, и повелел строить лишь павильоны по её бокам. И быть Севастополю без одного из главных своих украшений, если бы ситуацию не спас случай. Поводом для повторной просьбы царю оказалось происшествие из газетной хроники: как-то ночью с пристани, не отделённой от площади никакими заграждениями, в воду упал экипаж с извозчиком. В итоге Лазарев добился строительства двойной колоннады с портиком, которая – построенная в 1846 году – необъяснимо для глаза моложе своих боковых павильонов на шесть лет. В нишах павильонов были установлены четыре мраморные статуи (их число Крымская война сократила вдвое), а на пристани – фигуры мраморных львов «в подражание античности» работы итальянского скульптора Ф. Пелличио.
Дальше была великая и драматическая история. По ступеням Графской пристани, одной из самых красивых на юге России, поднимался Нахимов 22 ноября 1853 года после Синопской победы, а другом ноябре – в 1920 году – по ним спускались последние белогвардейские офицеры, покидавшие родину. Дважды, в ходе каждой из севастопольских оборон, пристань разрушали – и восстанавливали заново. Об этих и других событиях рассказывают установленные здесь мемориальные доски. В военной истории России многое связано с Графской пристанью, обязанной своим лицом англичанину, а именем – сербу, иностранцам на русской службе.
Сегодня по обеим сторонам Графской пристани – городские причалы. От них круглогодично отходят городские рейсовые катера. Слева от входа на пристань – посадка на Северную сторону, где возвышается просматриваемый вдали пирамидальный храм Святителя Николая на Братском кладбище и спрятан за изгибами рельефа песчаный пляж «Учкуевка». С другой стороны пристани катера уходят в Инкерман, куда стоит поплыть, чтобы увидеть своими глазами средневековую крепость Каламита и Свято-Климентьевский пещерный монастырь.
Так же просто с Графской пристани попасть… в Голландию, то есть бухту, названную так по примеру петербургской Новой Голландии (склада лесоматериалов для ремонта кораблей). Когда-то это было излюбленное севастопольцами место загородных гуляний, а в годы, предшествовавшие Первой Мировой, по проекту архитектора А.А. Венсана на склонах бухты началось сооружение гигантского здания морского кадетского корпуса. Сейчас здесь расположен Севастопольский институт ядерной энергии и промышленности, а здание такой длины (500 метров!) до сих пор на всю Европу всего одно.
Александр Григорьев
